Докку Умарокку, что ты делаешь сегодня на болоте?
Докку Умарокку, откуда летят птицы к тебе?
Докку Умарокку, почему в твоем доме никогда не горят огни?
Докку! Умарокку! Мне страшно! Мы одни!
Эту нескладную песенку сочинила про нашего соседа моя рыжая сестрица.
Она и ее подружки частенько стучались к нему в дверь и с визгом разбегались, стоило раздаться в глубине дома глухим шагам.
А мне жаль его. А я помню, каким он был.
Он же не старый еще. Всего-то на десять лет меня старше. А вот подишь ты….
Он был хорошим кузнецом. Ковал всякие диковинки на потеху девчонкам, мечи для воинов и плуги для тех, кто решался пахать нашу землю. Помню еще мальчишкой я бегал к нему в кузницу, глазеть, как ловко он обращается с железом. Он под звуки молотка пел веселые песни, а иногда показывал фокусы с огнем. Кинет порошок какой в огонь, а тот как полыхнет зеленым! Или синим!
В общем, десять лет назад я был уверен, что когда чуть подрасту, пойду к Докку учиться.
Не пришлось.
Теперь он тихий, грязный. Волосы лицо совсем скрывают.
Ничего он не кует из железа. Похоже, он вообще ничего не делает.
Все его боятся. Однажды даже камнями хотели закидать.
Старухи наши шепчутся, что он с магией связался. Да только я скорее поверю, что они сами составлением зелий промышляют.
Хоть и считается, что он наш сосед, а домишки наши как будто сами жмутся подальше друг от друга.
Вроде рядом были — за минуту до кузницы добегал. А сейчас выглянешь в окно — далеко темный, покосившийся силуэт без единого огонька.
Как можно ночью без света? Духи злые только и ждут, схватить зазевавшегося бедолагу.
Родители мои надеются, что с Докку Умарокку так и произойдет. Но каждое утро он выходит и плетется к болоту.
— Да уж, замечательный у нас сосед! — фыркает мать. Отец на нее цыкает, но в душе он с ней согласен.
Я смотрю на сгорбленного парня и вспоминаю, что мечтал быть как он…
Ну, хотя бы ради этой мечты, я должен попытаться понять, что с ним случилось!
Какое проклятие отбило ему всю жажду к жизни?
Сестра как всегда знает все наперед. Хоть и мала еще, а уже «боевой козой» в деревне зовут.
— К нему собрался, — обвиняет она. И тут же голосочек слаще пряника. — Возьми с собой, а то матери расскажу.
— А не боишься, что в болото тебя утащит, и будешь потом птицей вокруг его дома лететь?
— устрашающе шиплю я, закатывая глаза.
— Да не колдун он! — совсем как мама машет рукой сестрица. — Знаю я. Были мы у него, пока он на болоте торчал. Пусто у него в избе. Только паутина. А пауки давно разбежались, есть у него нечего.
Ну что с ней сделаешь? Наказываю держаться сзади. Хоть и жалею я его, а ну как окажутся старушечьи бредни правдой? Она хохочет, заворачивается почти целиком в черный бабушкин платок и бежит впереди меня.
А на дворе уже ночь.
— Ведьмы, приведения, тролли, русалки – это все ерунда, придумки, – бормочет себе под нос сестра. Я был не прав. Ей все же страшно. Но если я ей об этом скажу, она меня забодает, как самая настоящая коза.
Мне тоже страшно, но я молчу.
Вот и забор. Покосился. Кое-каких досок не хватает. Особенно самых целых. Ну да Докку не следит за собой, неужто будет за забором приглядывать.
Вот разрушенный колодец и заколоченная кузница. А за ними цель нашего путешествия.
Хоть и взрослый я, а мурашки пробрали, когда во двор зашли. Боюсь подумать, что творилось в рыжей головке сестры.
Я бы сказал, что повеяло холодом, и стая летучих мышей набросилась на нас. Но ничего подобного не случилось. Просто тихий, заброшенный деревенский дом.
И тогда я решительно открыл дверь. Это ж всего лишь Докку Умарокку. Что он может сделать плохого?
Он стоял, согнувшись у окна, лицо скрыто грязной челкой, но все равно видно, что глаза закрыты.
Внутри и правда ничего не было. Даже пенька, чтобы присесть.
На чем же он спит-то? На чем ест? Да и нужно ли ему это?
— Я больше не кузнец, – сказал Докку, не открывая глаз и не меняя позы. Я думал, что его голос должен быть хриплым и загробным, но он оказался на редкость певучим. Совсем как тогда, когда сосед пел.
— Я знаю, – спорол я первое, что оказалось на языке.
— Ну, тогда ты, наверное, знаешь, куда улетают птицы…
— К тебе, конечно! – вмешалась сестрица.
— А это ты, коза, – голос Докку потеплел. Даже в темноте чувствовалось, что он улыбается.
— Я, о, ужасный, Вор душ, Хранитель тайн болота, Играющий с нечистой силой! – загробным голосом отозвалась вредина.
Я кинулся было извиняться перед кузнецом. Но тот рассмеялся. Коротко и весело.
— Ну, надо же! Полным титулом! – воскликнул он. Я не успел даже подумать, что он имел в виду, как Докку оторвался от окна, подскочил к сестре, подхватил ее на руки и закружил по пустой темной избе.
Я перепугался, но услышал, что сестра не плачет, а хохочет и повизгивает из-под потолка.
Тогда я решил подождать, что будет дальше, а, прежде всего, уйти с пути кузнеца.
Но в темноте неровный пол так и норовил схватить меня за ногу и, в конце концов, мне пришлось встретиться с ним лицом к лицу. Тут же надо мной вырос Докку и поднял меня. Я не поверил своим глазам. Он, тощий оборванец, с руками, похожими на переплетенные ветки плакучего дерева, подбросил меня, взрослого, практически, мужчину одной рукой!
— А как ты ходишь тут в темноте? – спросила сверху сестра. Оказывается, она сидела на плечах Умарокку.
— Разве слепому нужен свет? – спросил в ответ кузнец.
— А ты разве слеп?… – начал было я, но осекся. Докку не стал бы шутить такими вещами. По крайней мере, прежний Докку. — Что с тобой случилось? Почему ты ослеп? Почему ты перестал быть ку… Что ты делаешь на болотах? Зачем ты пугаешь людей? – язык мой едва поспевал за мыслями.
— Я пугаю? – Умарокку так удивился, что чуть не уронил девочку, слезавшую с его шеи.
— А мне казалось, что это они меня пугают. Ходят вокруг моего дома с палками и камнями.
— Ну да… — мой взгляд метался по полу. Неожиданно я посмотрел прямо в лицо Докку. Удивительно, но мы одного роста. И глаза у него не похожи на глаза слепца. Скорее на колдовские. Черные, с голубыми искрами где-то в глубине. Я попытался вспомнить, какими они были, когда он еще ковал железо. Но не смог.
Кузнец опустил веки, спрятав под ними холодное сияние. Сестра соскользнула с его рук и грозно посмотрела из-под челки.
— И все же ты колдун! – резко выдохнула она.
Лицо Докку разгладилось и он больше не улыбался.
— А что если я скажу – да? Что тогда, маленькая ведьма? Не делай удивленную мордочку, козочка. Ты ведь прекрасно знаешь, что унаследовала дар прабабки! – голос мужчины не был громким, но в моей голове он звенел, будто пожарный колокол. Мне мигом припомнились все перешептывания о том, что в нашей семье нет рыжих. Только младшая дочь, да давно помершая прабабка. Я посмотрел на сестру. Не знаю, что отразилось на моем лице, но она надулась.
— Неужто ты ему веришь? – заворчала она. – Какая я ведьма? Маленькие девочки не бывают ведьмами! Ну, подумаешь яблоки в карамельки обратила. Разве ж это ведьмовство?… – девочка прикрыла рот ладошкой, но слова уже выскочили. Я почувствовал во рту невероятный яблочный вкус леденцов, которыми сестра угощала всех. Ведьмины леденцы!
– Даже не думай! – вскрикнула сестра. – Я не ведьма. Это детские шалости! А вот Докку Умарокку – злой, черный колдун! Я пошла с тобой, чтобы защитить тебя от него!
Кузнец расхохотался. От его смеха с пола поднялись клочки тьмы и мелкие щепки. Из дырок в досках полился золотой свет. Весь подпол оказался умощен золотыми слитками.
Я такого количества золота даже в книжках не видел!
— Я же говорила, он вор душ! Он продает чужие души болотному червю! – кричит сестра.
Я смотрю на нее и еле сдерживаюсь, чтобы не убежать. Волосы ее растрепались и теперь, в сиянии, исходящем из под пола, парили в воздухе. А юное личико вдруг стало искажаться, проявляя черты старухи. Я никогда не видел прабабки, но тут сразу узнал ее.
А Докку стоит, как ни в чем не бывало, пальцы разглядывает слепыми глазами.
— Птицы, что летают от его дома к болоту – это те самые души! – продолжала надрываться сестра… или прабабка? – Докку отводит их сотнями к болоту!
— Ты умеешь считать до ста! – Притворно удивился Докку. – Какое необычное качество для деревенской девочки. Не стоит делать из меня ключника.
Тут я понял, что все это время стоял посреди комнаты, как будто табуреткой в таверне огретый и переводил взгляд с одного на другого. А нужно что-то делать! Бежать? Или остаться и принять бой? Но бой против кого? Деревенский мальчик… да, сейчас бы я назвал себя именно мальчиком и два могущественных колдуна?…
Есть ли у меня хоть один шанс?
Но попробовать-то стоит! Я вспомнил, как мать говорила, что человечий чих для нечисти хуже сабли серебряной. Быстро засунув палец в ноздрю, я покрутил там им и…
Именно с этой картинкой, сестра с чертами прабабки протягивает ко мне руки, Докку стоит и холодно ухмыляется, я открыл глаза. Еще какое-то время передо мной в темноте пестрели яркие пятна сна.
Потерев глаза, я сел, сбросив тонкое одеяло. Младшая сестра посапывала рядом, обняв огромного пса, которого обычно отец выпускал во двор на ночь. Пес, не смея дернуться, посмотрел на меня одним глазом и вздохнул.
Я вышел во двор. Мать гоняла гусей. Отца уже не было дома. Старшие сестры доили коров, а старший брат колол дрова.
Подтянув штаны, и вытряхивая из глаз последние остатки кошмара, я поплелся к матери, виниться – пропустил свою очередь заниматься гусями.
— За Докку твоим родственники приехали, – сообщила мать, не дождавшись, пока я подойду. Все в доме считали, что бывший кузнец ходит у меня в любимчиках.
— А что с ним случилось? – в животе у меня закопошилась неприятная щекотня.
— Что с ним случилось! Хватит уже ему народ стращать! – закричал брат, опуская топорик на очередное бревно.
— Захирел совсем. Вчера думали, что уж помер, – пожалела меня мать, – отец и съездил, привез его родственников из дальней деревни. Он, бедолага, слепой – сколько же можно ему одному?
— Интересно. Где они раньше были эти родственники, – буркнул я и пошел к домишке Докку.
— Он на болоте – крикнула вслед мать.
Где ж ему еще быть.
Я нашел Умарокку на берегу, в скорченной позе. В руках он держал длинную тонкую жердь с тонкой ниточкой на конце. Вокруг разбросаны останки болотной рыбы. А среди голов и хвостов важно расхаживали птицы. Целая стая.
Докку дернул рукой, и на берег шлепнулась и забилась еще одна рыбина. Птицы, крича и толкаясь, бросились к добыче.
— Ничего не могу до дому донести. – Пожал плечами кузнец. – Давненько ты не заходил.
— Я.. – начал я и не нашел слов. В голове мелькала тьма, хохот колдуна, встревоженное лицо сестры, невнятный свет…. Я развернулся и пошел.
— Сестре привет передай! – Докку даже не обернулся. – А с золотом делай что хочешь.