Хоть мир наполнил песней дивной,
Да как бы сладко он не пел,
Он все ж останется без имени.
В лес пришла шумная, буйная, как всегда бессонная весна. Она разбудила медведей, разогнала зайцев петлять вокруг пеньков и привела с собой певчих птиц. Пока весна резвилась, раскидывая повсюду почки и цветы, птицы аккомпанировали ей своими лучшими трелями.
Но вот с приходом ночи птицы примолкли. За день их маленькие, хрупкие горлышки устали и просили передышки.
И тогда в воздухе, растворяющемся во тьме, возникло волшебное пение. Оно быстро охватило чарами полянку, где устроилась весна, а затем и весь лес.
— Это он! Это он! — возбужденно щебетали птицы, позабыв про усталость. Но кто он? Ни одна из птиц так и не смогла ответить заинтересовавшейся весне.
Только старый филин, что летает по ночам и слушает невидимого певца во время охоты, рассказал по секрету, что это безымянный бард.
Когда-то давно он был человеком, но прогневил чем-то человеческого колдуна и тот обратил его в птицу и отобрал память о нем у всех и у самого барда. Только филин в это время отсыпался в дупле, вот и помнит, как что было. Но уж очень у филина плохая память на лица, да и на имена вот и не помнит, ни как называется птица, ни как барда звали.
Разволновалась весна. Какое приключение! Какая романтика!
Побежала она в чащу леса, откуда доносился голос певца неведомого.
Та чаща густая никого внутрь не пускала, цеплялась ветками, так и норовила глаз выколоть.
Но весна — не сельская девчонка, решившая голубики на болоте насобирать.
Разошлась перед ней чаща, да еще поклонилась вслед.
Вышла весна на полянку, а тут и песня смолкла. Сидит на той полянке птичка — невеличка, серая — неприметная.
— Не видал ли ты здесь певца дивного? — Спрашивает весна.
— Я и есть тот певец, — отвечает невзрачная птица. Смотрит на птицу весна и дивится.
— Спой, а то не верю я что-то, что такое существо серое — незаметное умеет такие песни выводить.
Пернатый певец пожал основаниями крыльев, изображая давно позабытый человеческий жест, и запел. Весна заслушалась, разулыбалась. И чудится ей в пении маленького барда и шум морских волн, которые она пробегала несколько дней назад, и грохот сходящего снега в горах, куда ей еще предстоит попасть, и звуки ночного леса, который служит ей сегодня домом. Долго пел соловей. Пока, едва не задыхаясь, не упал с ветки.
— Славная маленькая птичка, — заворковала весна, поднимая птицу и устраивая у себя в ладонях. — Спой мне еще. Спой, прежде чем я покину этот лес!
Пернатый бард еле заметно покачал головой. Сил у него уже не было.
Весна поняла это и достала откуда-то малюсенький кувшинчик, размером с птичий клюв.
— Пей, — весна аккуратно поднесла кувшинчик птице. — Это целебная роса. Она даст тебе сил.
Сделав глоток, маленький бард и вправду почувствовал себя полным сил. Он встряхнулся, но с ладоней весны не улетел. — Я готов петь для тебя всю ночь, — сообщил бард весне. И запел.
Весна поняла, о чем эта песня и рассмеялась. Песня была о том, как хорошо сидеть на ладонях у весны, какое это пьянящее чувство, когда весна смотрит тебе в глаза, слушает твои простенькие песенки, открыв рот, и смеется над твоей дерзостью, находя ее забавной.
Маленький бард пел всю ночь, как и обещал.
А на рассвете, уже ускользая из леса, чтобы обойти всю землю, весна подарила птице имя.
— Ты Соловей, — сказала весна, целуя птицу в макушку. — От твоей песни веет свежестью и пышет жаром. Нет певца равного тебе, Соловей. Так я нарекаю тебя.
Весна снова засмеялась, а Соловей всполошился:
— А что, если я снова забуду свое имя?!
— Я бываю здесь каждый год. — Помахала рукой весна. — Продолжай петь, как ты делаешь это сейчас, и мой дар не оставит тебя.
Когда весна ушла, Соловей полетел на поляну, где собрались его пернатые родичи, обсудить приход весны, прежде чем вплотную заняться нужными делами.
— Привет, птичьей компании! — крикнул Соловей. — А я Соловей!
— Здравствуй, ночной певец, — хором ответила птицы. — А мы знаем. Нам весна рассказала.
— Полечу, всем расскажу, кто не знает, что ночью концерт Соловья, — затрещала сорока.
— Я буду петь как пел весне, — сам себе сказал Соловей, немного волнуясь перед толпой лесных жителей, собравшихся послушать его. — И порукой тому мое имя.
