Учились этим миром управлять.
Любили, ненавидели, служили.
Как трудно это нам сейчас понять.
Среди морей, полей и гор столовых, вели они неспешный разговор. Она прекрасна, и юна, как цвет оливы, он – горд, умен и дьявольски красив.
— Меня ссылают в Тартар, как стажера.
— Ах, что же делать, милый мой Аид?
— Ты съела зернышко, последуй же за мною.
— А мамочка? Она весь мир засушит с горя.
— Но зернышко граната?… Все пустое. Из Тартара не выбраться к Олимпу. Но если ты согласна стать женою, я мог бы весь Тартар перевернуть и стать его начальником навеки!
— Да, верности зерно я проглотила, но так ли долог путь твой до меня? Всего три дня и ты у ног Олимпа, а я машу приветственно рукой.
— А может, ты слетишь к вратам Тартара? Всего три дня и я у ног твоих!
— Ах нет, ну кто ж меня отпустит в это царство? А дома так привычно и тепло…
— Похоже, что подделкой был гранат.
Сказав последние слова лишь ветру, оставил Персефону опечаленный Аид.
Искал он утешенья в ратной славе, в ученье и в надежде безуспешной.
И снова состоялся разговор у ног Олимпа, в памятном нам месте. И ветер пел, пытаясь заменить упущенные дни для жениха с невестой.
— Ах, если бы ты мог покинуть царство мертвых, как солнечна была бы наша жизнь.
— Ты знаешь, Персефона, то мое призванье. Я лучше всех справляюсь с этой властью. Забочусь о душе…
— Верней, чем о живых! Ты нешто позабыл зерно граната? Я же верна тебе, я жду и жду давно.
— Я помню. Я люблю. Тебя я приглашаю снова в царствие мое.
— Как? Правишь ты уже? Не слышала.
— Почти. А если б рядом ты была, то ожиданья срок ужался б вдвое.
— Но как могу пойти я на такое?
— Любовь способна и не на такое. Отбрось сомненья и спеши со мной. Займи же трон внизу, со мною рядом.
— Ну… я подумаю. А мама говорила, что обманом семечко скормил…
— Довольно! С мамою отдельный разговор. Как обучение твое, богиня?
— Почти закончила. И хвалят все меня.
— Так значит, как закончишь – так спускайся. Я одинок. Сильней день ото дня.
— Но быть царицей мертвых? Что за гадость? Я очень не люблю всех мертвецов.
— А для меня лишь это в жизни радость. И это цель исканья моего. В чем разница? Богиней быть для мертвых иль мелкой сошкой для практически живых?
— Подумаю. Не знаю. Мне так тяжко. Я не хочу терять твою любовь.
— Идут года. Теперь я и не знаю, когда с тобой увижусь вновь.
Действительно, для них лишь миг- для нас столетье, в Тартар отправились орды.
Аид ушел и закрутился. То там нужнее он, то здесь, то накормить собаку, то прогнать героев…
А Персефона думает и ждет. Боится, что случиться что-нибудь такое, но и страшиться – что-то не произойдет.
И снова встреча. Через сотню лет. Аид заматерел и смотрит волком. Уж он не понимает толком – кто дама рядом? И какой обет?
Зажили раны в сердце Персефоны, она почти забыла про зерно. Нет, верность есть. Но верность для кого? И кто он этот яростный мужчина? Откуда на щеках его щетина?
— Устал. Я так спешил на встречу эту. Но скоро мне пора, идет борьба со светом. Ну знаешь, в моем царстве. Там, где мрак.
— Зачем ты обижаешь меня так?
— Пожалуйста, не обижайся. Ты великая богиня. Я много слышал о тебе. Но даже мысли нет позвать тебя к себе. Ты свет – я тьма, я с душами, ты выбрала людей.
— Тогда со мной расправься, не робей! Не хочешь, что б обижалась я? Может, ты боишься? Тогда не обижай великих, червь земной.
— Зачем пришел я? Что со мной?
— С тобой? Я знаю. Капелька любви в твоей душе вспорхнула легкой птицей и унеслась. Последняя.
— Да нет. Я просто осознал, что я дурак. Что столько лет все делаю не так. Тебя, строптивую и вредную девчонку, я должен был с собою увести, а не выслушивать какие-то «прости».
— Я тоже не умна… оттягивать так глупо. Хоть мы и боги, жизнь не без конца.
— Ты представляешь, мы с тобой как два юнца…
— Профукали так много лет чудесных!
— Да… не достойны слов мы лестных.
— Что будем делать?
— Нынче что? Весна?
Тем боги и отличны от людей, что могут даже время оседлать. Лишь раз. Но этого довольно, чтоб исполнения мечтаний пожелать.
Аид и Персефона средь морей. Среди полей, людей и гор столовых. Рука в руке и взгляд во взгляде снова.
— Меня ссылают в Тартар, как стажера.
— Ну что ж, прекрасно, милый мой Аид. Хоть мама мне, конечно не велит… веди меня! А с мамой утрясем.
