Жил-был серьезный представительный мужчина. Звали его Шут Гороховый. Папа Шута, капитан дальнего плавания, на вопрос жены, как назвать сына, прорываясь с океанского лайнера сквозь плохую связь, ответил — Шурка. Из обрывков слов женщина уловила странное имя — Шут. Ну и что тут скажешь? Желание отсутствующего мужа — закон. Вот и записала ребенка Шутом.
Отец приехал и за голову схватился. Но делать нечего. Рукой махнул, мол, если настоящий мужчина — и с таким именем не пропадет.
Из очередного дальнего плавания отец Шута не вернулся: погиб в каком-то туземном крае, где аборигены всё еще ели людей и устраивали дикие танцы вокруг костра.
Вдова погрустила и вышла замуж. Своего первого мужа за всю жизнь она видела не больше двух месяцев. А нового успела полюбить. Да и человек попался хороший: добрый и богатый.
Вот только фамилия у него была — Гороховый.
Не хотела женщина, чтобы сын ее эту фамилию носил — стыда не оберешься, да новый муж мягко и ласково настоял на своем. Так и получился Шут Гороховый. В детстве ему крепко влетало за нелепые имя-фамилию. Но парень был не промах и в долгу не оставался.
Вскоре приставать к нему перестали. Даже зауважали.
Подрос Шут и задумался, кем же ему стать? Капитанов дальнего плаванья и бизнесменов отмел сразу. Не лежала у него к этим профессиям ни одна часть тела.
И тогда приятель в шутку посоветовал:
— Подайся в журналисты! Тебе и псевдоним сочинять не нужно!
Главный редактор местной газеты оказался веселым человеком и от души, совсем не обидно, рассмеялся, услышав имя кандидата в журналисты.
-Ну, что ж! Будешь для начала вести колонку анекдотов! — заявил он, вытирая платочком уголки глаз.
Шут хотел обидеться. Но прикинул… Чем черт не шутит!
И занялся разухабистой колонкой. Если можно про газетный слог выразиться словами Некрасова, то обрисовать строчки, выбегающие из-под пера нашего героя можно так: языком играл сигналики, песни пел – такие хватские. Народ смеялся до упаду, почитывая колонку, подписанную Шутом Гороховым, ибо по метким словечкам узнавал местных воротил, политиков, прочих деятелей. Герои анекдотов и фельетонов не обижались: начинающий мастер пера умел держаться на грани, за которой начинается оскорбление и язвительность. Газетные тиражи резко пошли в гору.
А юноша все больше и больше грустил. Казалось ему, что он какой-то неправильный. Вот другие выбрали нормальные профессии и живут как все. Кто-то уже дописывает кандидатскую, кто-то женился и в поте лица обеспечивает семью, кто-то открыл собственную фирму и разбогател…
А он, Шут, все в дурачка играет. И никто не ценит, насколько глубоки его наблюдения и тонок расчет в подаче газетных материалов, отражающих политическую ситуацию не только в его родном городе, но и в стране. Читатели, едва дождавшись очередного выпуска, утыкаются в газетные строчки и ржут как лошади, персонажи анекдотов ухмыляются от скачков личных рейтингов, редактор и коллеги похохатывают от все увеличивающегося спроса на газету и растущих, как на дрожжах, зарплат.
А виновник смехооборота от тоски изнывает.
Не ту жизнь он выбрал.
Задумал Шут попробовать что-то другое. Что-то, исключающее смех и анекдоты. Переоделся в строгий темный костюм и сунулся в политику. Он же в ней хорошо разбирается, значит, быстро продвинется и станет таким, как все — успешным, благоустроенным и … не Шутом! Повращался молодой человек в политических кругах и понял, что сто очков вперед даст самому толковому парламентарию и двадцать раз вокруг пальца обведет всех соперников. Раскинул умом… И решил! Идти ему в президенты!
Все документы теперь он аккуратно подписывал Ш.Г. «Ширина-глубина» — подшучивали соратники и подчиненные за его спиной. А ведь и вправду, превратился наш юноша в глыбу каменную постледникового периода.
Огромный, грузный, солидный, серьезный… именно таким мы застали его на пороге сказки.
И — несчастным.
Как-то перед выборами в президенты (аналитики просчитали ему стопроцентный выигрыш) присел Ш.Г. у окна.
Солнышко светило особенно тепло и ласково. И показалось будущему президенту, что вся его огромная туша отрывается от стула и выплывает в окно. Прямо как облако. Если только облака бывают в костюмах и галстуках. И вот летит это странное явление природы и оглядывает столичные окрестности. Кабинеты-кабинеты-кабинеты.
А в них люди-люди-люди. Суматошные, куда-то бегут, суетятся, лица серьезные. И Ш.Г., едва не подавившись смешинкой, рассмеялся громко и от души.
И вдруг понял, что снова стал Шутом Гороховым.
— То-то же, братец, — прошелестело парящее рядом облачко, на поверку оказавшееся большим воздушным шариком. — Это я тебя погулять вытащил. А то сидел ты там, в душной комнате, такой скучный. Я же знаю, что ты парень веселый. Ты же Шут Гороховый?
— Да, — кивнул головой бывший Ш.Г. — Оказывается, я никогда не переставал им быть. Думал, с чего бы меня в сон клонит на совещаниях, планерках и заседаниях? Да они просто скучные!
— Вернешься к своей колонке? — поинтересовался шарик. — У тебя неплохо получалось.
— Нет, там я тоже не был счастлив.
— Ну, а куда же тогда?..
Шут Гороховый посмотрел на город под собой и заметил маленький, совсем игрушечный театрик. Оттуда доносились смех и аплодисменты.
— Туда! — Решительно указал рукой бывший будущий президент и спикировал прямо на крыльцо театра.
Да вы, наверное, про него уже слышали. Его везде встречают смехом и аплодисментами.
Его имя гремит по всему миру. И он с гордостью носит его.
Позвольте представиться. Гороховый. Шут Гороховый.
