Эй, моряк! — Я не сразу понял, что окликнула высокая рыжая женщина именно меня. Конечно, я мечтаю о том, чтобы плыть на корабле, чтобы волны разбивались о его нос, а чайки приветствовали нас с неба. Конечно, я мечтаю повидать страны, которые я еще не видел, да и те, что еще никто не видел. Но я еще слишком мал. Да и в роду у нас принято принимать на себя отцовское дело. А мой отец — гончар. — Да, это я тебе, рыженький! — Снова окликнула женщина. — Ты ведь такой же рыжий, как и я? Так почему бы нам, рыжим, не зайти в эту таверну и не пропустить пару кружек пива? А может и три…
— Вы меня с кем-то спутали. — Еле слышно отвечаю я.
— А вот и нет. — Ухмыляется рыжая. — Ты же хочешь плавать, а мне как раз нужен юнга. А приобретение хорошего, старательного юнги надо обязательно отметить!
— Откуда вы знаете? А вы капитан? Да я и не пью совсем… — растерялся я окончательно.
— Знаю. Капитан. Ладно, я закажу тебе молоко.
Вот так и началась моя плавучая жизнь. Но с рыжим капитаном Веро я проплавал недолго. Через два месяца она заявила, что у нее какие-то неотложные дела и назначила капитаном Йода Каланчу. Каланча совершенно ошалел от этого и пообещал вернуть команду и корабль в полном порядке и даже лучше, чем было. Веро на это как всегда хмыкнула и исчезла с корабля.
А Йод начал распоряжаться. Не то чтобы он был плохим капитаном, просто он совершенно не думал о команде. Но зато корабль, как он и обещал капитану (мы все зовем капитаном Веро, а Каланчу разве что кэпзам), был все лучше. Палуба только что не блестела, и порой по ней можно было, оттолкнувшись от носа, доехать до кормы совершенно беспрепятственно. Пятна с паруса («это от ужина», говорила капитан) непостижимым образом оказались отстираны. Все железячки смазаны, подгнившие деревяшки заменены. Конфетка, а не корабль.
Только вот команда — толпа уставших, озлобленных людей. И я среди них.
И вот, волна разбивается о нос корабля, обрызгивая всех ледяной водой, чайки дразнятся сверху, то и дело, украшая палубу, которую я драил все утро, бело-желтыми разводами. А порты городов, куда мы заходим, отличаются лишь пошлиной, которую напыщенные градоправители как — будто на перегонки задирают.
И это только видимая часть. А в трюме, в каютах и на камбузе — придирки и крики Каланчи, которого за глаза уже зовут Йод-умривсеживое, грязная работа, да ворчание и недовольство команды. От смуты и бунта команду сдерживало только то, что капитан просто не могла принять неверного решения. В этом были уверены все. Особенно Каланча.
День проплывал за днем, как доска после кораблекрушения. Я уже настолько привык к режиму Йода, что даже отупел и не хотел больше ничего. Моя мечта о море и великой судьбе великого моряка оказалась растоптана и втерта в доски палубы нашего корабля.
«Аист». Так назывался наш корабль. В наших краях они не водились. Но во многих портах купцы рассказывали о нескладных, хрупких, белых птицах, по некоторым преданиям, несущих на себе весь мир. Капитан Веро рассказывала, что однажды аист спас ей жизнь. Но от чего и как — рассказать отказалась и довольно грубо.
Стоя на палубе, я отдыхал, вглядываясь в небо. Боцман Вертихвост утверждал, что от этого выцветают глаза, но мне было все равно. Команда расползлась по кораблю, наслаждаясь послеобеденным сном Йода. Мерно шумит швабра, полоскаясь в ведре. Вертихвост, подпрыгивает у штурвала. За это его и прозвали Вертихвостом. Раз в минуту ему обязательно нужно подпрыгнуть на месте. По началу, когда я разговаривал с ним у меня двоилось и троилось в глазах от постоянных прыжков, но вскоре я привык. Да и какая разница, выцвели у тебя глаза или ты видишь три предмета вместо одного, если тебе суждено всю жизнь драить палубу?
Небо казалось пустым и безжизненным. Чайки, похоже, приноровились к режиму Йода-умривсеживое и отсыпались где-то. А других обитателей у неба над открытым небом и нет. Я, честно говоря, надеялся на облака, с которыми проще и интереснее мечтается, но и их сегодня не было.
Я моргнул. А потом я моргнул еще раз, потому что такое может только привидеться. Мимо нашего «Аиста» пролетала целая стая аистов. Я уже говорил, что никогда не видел этих птиц, но сейчас я узнал их сразу. Они летели плавно, неторопливо взмахивая крыльями, но при этом, очень быстро удалялись от корабля. Поэтому, когда я закричал, показывая пальцем на улетающих птиц, Вертихвост ничего не увидел и только напомнил со смешком, что пальцем показывать не хорошо и не прилично. Так еще капитан говорила.
Но я вдруг понял, что мое плавание затянулось. И есть вероятность, что оно затянется на всю жизнь. Пелена быстренько сползла с моих глаз и скрылась в неизвестном направлении. А я хмыкнул, почти как Веро и начал готовить бунт.
Нехитрая подготовка состояла в том, чтобы отловить каждого члена команды по отдельности и позвать их на общую сходку на камбузе, рядом с двумя бочонками яблок.
Сойдясь ровно в три часа ночи и дружно ухрустев яблоки, мы решили, что кэпзам заслужил черную метку! И еще кое что.
Утром Йод проснулся не в самом лучшем настроении. Всю ночь ему снились кошмары, а под утро что-то жесткое стало мешать ему, явно намереваясь оставить синяк на боку. Открыв глаза и выругавшись, как полагалось крутому кэпу, Каланча вытащил из под бока твердый предмет. Это оказалась черная метка. «Ты вонючка и низложен!» — гласила метка. Признаюсь, текст был моим творением.
— Что за морской дьявол? — проворчал Йод и поплелся на палубу. Но на выходе из каюты его ждало еще одно мое творение. Стоило Йоду открыть дверь, как на него посыпались огрызки яблок!
Ох, как он кричал и ругался!
— Это еще по Божески, — заявил Вертихвост, отсмеявшись. — Если бы последовали моему предложению, на тебя посыпались бы не огрызки, а…
— Что все это значит? — перебил Вертихвоста Йод. — И хватит подпрыгивать! Сколько раз я приказывал?!
— Я не считал. — Ухмыльнулся Вертихвост. — Это значит, что ты низложен. А капитаном выбран… Этот малец. — Он ткнул пальцем в меня. Я был удивлен не менее Каланчи. Но вся команда только одобрительно зашумела.
Так я стал капитаном. И уж тут-то мы посетили все страны, что я хотел! Одним глазком я посмотрел даже на мифическую Кирандию. Но она тут же, как стыдливая дева укуталась туманом и бежала.
Как-то, стоя на носу моего корабля, может быть не такого чистого, как при Каланче (вон и пятна на парусах появились) я снова увидел аистов. Они летели на юг, к моей родине. Тогда я вдруг понял, что и это путешествие тоже затянулось.
— Ты хочешь вернуться домой. — С пониманием проворчал Вертихвост, назначенный старшим помощником.
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Парень, ты думал о возвращении домой все время, что ходишь по морю с нами. Об этом кричат странные сосуды из дорогой глины, которыми заставлена твоя каюта, об этом говорят посылки, которые ты посылал родным из каждого порта. Об это шепчешь ты сам, стоит тебе выпить слишком много пива.
— Да уж, — смутился я. — Наверное, мое путешествие действительно затянулось.
Корабль высадил меня в порту моего родного городка. Порт стал чуть ли не больше города.
— Куда вы теперь? — спросил я у команды несколько лет подчиняющуюся всем моим приказам.
— Разыщем капитана. — Вертихвост виновато улыбнулся. Теперь я был для них хоть и уважаемой, но сухопутной крысой. А место капитана в их головах снова прочно заняла Веро. — А потом, может, заберем Каланчу с того острова. Если, конечно капитан того захочет.
— Счастливо! — махнул я рукой, повернулся и пошел к своему дому.
Встреча было бурной. Мать рыдала, отец ухмылялся в усы, раскуривая трубку, а младшие братья и сестры прыгали и требовали рассказов про дальние чудесные страны.
Тут я открыл мешок, который принес с собой и раздал всем подарки.
А после мы с отцом обсуждали скучные дела, которые он с радостью уступил мне.
Вскоре, наше дело процветало. Я лепил не только обычные горшки, но и красивые скульптуры. Кроме того, я давал уроки всем желающим.
Так и текла моя жизнь. К сожалению, аисты больше не почтили меня своим присутствием. Но, даже если бы аисты облепили мой дом, я бы знал точно, это плавание не затянулось. Оно только начинается.
Больше я не видел никого из нашей команды. Хотя вру. Как-то рыжая капитан Веро заглянула в мою лавку и купила керамический ночной горшок с голубыми цветами.